Вот и долетели мы до Алтая. Все кругом вызывает приятные воспоминания.
Вот здесь когда-то покупали мёд, пробовали его с ложки, смотрели друг на
друга и довольные кивали головой.
Километраж Чуйского Тракта (Для туристов)
Не технический отчёт об авто путешествии.
«Там, где вечно дремлет тайна,
Есть нездешние поля.
Только гость я, гость случайный
На горах твоих, земля…»
С. Есенин
Сборы.
- Рюкзаки собраны. Надо топор у Вовы попросить.
- Зачем?
- Ты чего? Дрова рубить.
- Мы же не в поход идём. А зачем нам столько пустых бутылок?
- Для воды.
- Ты все свои планы озвучила?
- Почти. А запасное колесо у нас есть? А лопата?
(Может быть, придётся в степи ночевать. Дров и воды там точно нет.)
День первый. Новосибирск – Адару.
Уже несколько часов мы движемся по трассе М-52. Нашу машину неспешно
обгоняет серебристый Мерседес. Не слишком ли медленно мы едем? Спрашиваю
у Коли:
- Какая у нас скорость, капитан?
- 140, штурман.
Пожалуй, можно и помедленнее. Я смотрю вперед, стараясь заглянуть за
линию горизонта, и пытаюсь понять, куда же мы мчимся, не замечая
скорости? Убегаем ли мы от самих себя, своих тревог, ошибок и нерешённых
проблем или возвращаемся к себе? Где-то на нашем пути будет такой
момент, когда мы окажемся, словно в другом измерении, там, где время
течёт по-другому, там, где приходят простые ответы на все вопросы.
Вот и долетели мы до Алтая. Все кругом вызывает приятные воспоминания.
Вот здесь когда-то покупали мёд, пробовали его с ложки, смотрели друг на
друга и довольные кивали головой. В самом первом доме в Сростках купили
плетёную корзину. А здесь видели допотопный мотодельтаплан.
Не успели оглянуться, как появились знакомые толпы туристов в районе
старого айского моста, на который мы сворачиваем. Проезжая над Катунью,
успеваем рассмотреть новостройку на скалистом острове. Вот это отель!
Словно швейцарский замок. А мы сегодня останавливаемся на ночёвку на
территории турбазы «Адару» и условия наши довольно скромны. Ставим
палатку на берегу заводи Катуни. Вид с нашей стоянки просто чудесный!
Два маленьких островка, галечный пляж, леса и горы вдалеке - словно
иллюстрация к сказке.
Вечером поужинали в кафе и совершили прогулку на горнолыжный склон. На
первый взгляд трасса небольшая, метров восемьсот. Зато бесконечно долгий
спуск по дороге на базу может сравниться с Шерегешем!
После прогулки, сидя у костра, я поняла, как смешно было расстраиваться
из-за забытых дома светофильтров и инструкции к фотоаппарату. Самое
главное, что мы забыли – это тёплое шерстяное одеяло. От наших видавших
виды спальников осталось только название. Тепла никакого. Поэтому
стараемся согреться впрок у живого огня, поедая немытую дыньку с дымком,
нарезанную при свете фонарика!
А потом мы согрелись, легли на коврик и смотрели на белые звёзды. И вот
оно, произошло перемещение куда-то в параллельный мир. Я вдруг физически
почувствовала, как колесо времени замедлило свой бег и почти
остановилось, оно завязло в густой черноте алтайской ночи, последний раз
скрипнуло и дальше покатилось медленно и неслышно. Окружающий мир
больше не мелькал бесконечным калейдоскопом событий, он выстроился в
определённом порядке, образуя единственно правильный узор. В этом другом
мире всё точно такое же, иными становимся мы. Мы, городские жители,
лишённые привычного комфорта, лежим на земле и слышим её дыхание, мы
протягиваем руки к небу и чувствуем холод звёзд. Потом, в палатке, я
открыла глаза и увидела абсолютную темноту. Мне казалось, её можно
потрогать, такая она была густая, тягучая и влажная.
Не знаю, что нас ждет на нашем пути, но ради одного этого вечера стоило уехать на сотни километров от дома.
День второй. Адару – Ильгумень.
К одиннадцати утра мы сворачиваем наш лагерь и двигаемся дальше по
Чуйскому тракту со всеми традиционными остановками: на мосту через
Катунь в Усть-Семе, на Семинском перевале и на перевале Чике-Таман. На
Чике-Тамане хотели проверить, действительно ли отсутствует столбик с
номером «666», да увлеклись дорогой и забыли.
Далее, в Онгудайском районе пейзаж становится все более пустыным. За
деревней Купчегень поворачиваем налево по указателю «Кордон». Здесь, в
устье Большого Ильгуменя, расположена небольшая турбаза, на которой
останавливаемся до завтра. Я приезжала сюда позапрошлой зимой, место
показалось необыкновенным, затерянным среди гор и степей. Очень хотелось
взглянуть на него летом. В прошлом году кроме зимнего двухэтажного дома
и нескольких летних домиков здесь появились аилы на четырех человек.
Народу стало больше, тем не менее, сохранилась неповторимая атмосфера
этого места, скрытого горами, степными террасами и ревущей Катунью.
Наше автомобильное путешествие я по привычке называю походом, однако
общего с походом мало, разве что палатка и приготовление еды на костре. А
здесь нам не разрешили ставить палатку, приходится заселяться в домик.
Эх, не спрятаться от цивилизации, она преследует нас по пятам. А вот от
свежей баранины зря отказались, это я потом поняла, когда все вокруг
начали жарить шашлыки у нас на глазах.
По старой памяти веду Колю к древним рисункам. Мой вечный скептик
подвергает глубокому сомненью возраст изображений. Ну, да ладно, мы ещё
не раз столкнёмся с загадками прошлого. Они здесь повсюду. Само это
место, на котором мы стоим, волшебное. Смотришь на эти камни,
осыпавшиеся некогда с крутой скалы, и, будто слышишь и видишь, как они
падают. Вечернее солнце наполняет тёплыми красками всё вокруг, и мы
спешим сделать фотографии из серии «Я и Камень» («Я на камне», «Я под
камнем», «Я – Камень» и т.д.).
День третий. Ильгумень - Курайская степь.
Прекрасным, солнечным утром наш костёр отказывается гореть. Что только
Коля с ним ни делает. Дрова нам выдали какие-то сырые. Народ из
соседнего аила наблюдает за нами и, кажется, делает ставки. В конце
концов, нервы у людей не выдерживают, и они отправляют к нашему домику
посла с какой-то огненной жидкостью в бутылке. Добрый человек брызгает
на наш упрямый огонёк, и дело идёт на лад. Неспортивно это, ну ладно.
Теперь вода не закипает. Мне так надоело сидеть возле упрямого чайника,
что я встаю, разворачиваюсь на 180 градусов и лезу в гору, под которой
как раз стоит наш домик. Вот ещё немного, до тех камней, потом по
куруму, и вон на ту глыбу. Буду смотреть свысока на всё и забуду про
этот чайник. Крапива злющая, колючки зверские, камни непролазные: все
встают на моём пути к спокойствию. Вот и глыба моя, а на ней, боже мой, …
греется змея. Пока рассматриваю: гадюка не гадюка, она уползает. Я и
про фотоаппарат забыла. Теперь мне мерещатся змеи везде. Так и не найдя
спокойствия, спускаюсь наикратчайшим путём обратно. А внизу уже и
завтрак разогрелся и чай закипел. Ну, в смысле, не само, конечно всё
сделалось, а Коля постарался, пока я искала душевное равновесие.
После завтрака я обнаруживаю в Катуни вполне безопасное для купания
место. Как раз после порога Ильгумень. Стоило только сбросить с себя
одежду и бултыхнуться с головой в воду, как тут же появляются водники на
катамаране. Кажется, не заметили, им и так хватает сложности на этом
участке. Вот теперь можно, никого не отвлекая, лечь на горячий камень и
забыть обо всём на свете. Ледяная вода и ласковое солнце на берегу
горной реки – я так давно об этом мечтала! Даже нестерпимая головная
боль капитулировала.
Сегодня решили ехать дальше. Я ставлю диск «Алтай-кай» в автомагнитолу и мы выезжаем в степь под горловое пение.
- Это единственное место, где я могу слушать твою музыку, - говорит Коля. Видимо, ему тоже хорошо.
Уже горы выросли выше, степи раскинулись шире, деревьев почти нет. Так
спокойно стало и легко. Мысли из головы выветрились, лишь мелькают
десятки алтайских названий, вычитанных в интернете перед поездкой.
Несколько раз за день происходит такой диалог:
- Коля, Мендур-Соккон?
- Деревня по пути к Девичьим плёсам.
Дался мне этот Мендур-Соккон. Как в своё время в Тайланде pineapple.
- Слушай, слово привязалось, не помню, что такое pineapple?
- Ананас.
- Ах, да, ты говорил.
Потом в кафе сок заказываю.
- А как по-английски ананас?
- Pineapple!!!!
Это очень приятно, вот так отупеть в дороге. Никаких мыслей, только обострённые чувства.
Первую остановку делаем через шесть километров. Уж очень загадочная здесь высокая стена из спрессованного серого песка.
Потом выходим, не доезжая посёлка Иня. Степная терраса так и манит
доехать до обрыва, взглянуть вниз, на Катунь. С дороги реку не видно, а
она вот где спряталась, под высокой террасой.
В Ине покупаем предметы первой необходимости: хлеб, спички и топор.
- Коля, зачем нам второй топор?
- Пригодится, он хороший, как у Вовы.
- Деревья кончились, что ты рубить собрался?
- У меня дрова в багажнике, мало ли где ночевать будем и воды нужно набрать во все бутылки.
Потом отправляемся пешком смотреть на первый в мире подвесной деревянный
мост, построенный в 1936 году. Он до сих пор цел, по нему можно ходить,
и, вероятно, ездить можно, только дорогу перенесли уже давно и
построили невдалеке новый мост.
Встречаем неподалёку от дороги каменную бабу – столб высотой около двух
метров. Правда, при ближайшем рассмотрении оказывается, что это мужик.
Вернее, извините меня, часть мужика, причём, очень правдоподобная. Что
означает сей фаллический символ – остаётся только гадать. Наверное, это
символ плодородия.
Следующая остановка - над слиянием Чуи и Катуни, где такой простор
открывается, такая свобода и воля кругом, что кажется, земля тебя уже не
притягивает, и ты летишь. Чуть дальше по трассе есть съезд к самой
стрелке двух рек, но нам сполна хватает впечатлений от увиденного
сверху.
Сегодня планируем доехать до Курайской степи. Слева к дороге вплотную
подступают горы, справа за обрывом бежит мутная Чуя. На каждом опасном
повороте по несколько памятников, поневоле сбросишь скорость. Так,
никуда не спеша, проезжаем посёлки Чибит и Акташ. Дальше по этой трассе
никто из нас двоих раньше не был. Через несколько километров я
неожиданно обнаруживаю на обочине дороги человека, разговаривающего по
телефону. Снова есть связь, можно позвонить. Кроме того, вдруг открылись
белые склоны Северо-Чуйского хребта. Снежные горы меня всегда
ошеломляют и лишают покоя. Они словно оставленные мечты, рано или поздно
сами дадут о себе знать. В груди что-то распахнулось, потом сжалось и
сладко заныло, ехать дальше не хотелось. Вот туда я всегда хочу - к
снегам, ледникам! Хотя бы подойти, потрогать. А ведь был предварительный
вариант путешествия - Актру. Уж никак я не думала, что мы увидим такую
красоту прямо из автомобиля!
Под впечатлением от увиденного мы проскакиваем посёлок Курай, где по
моим скромным разведданным в последнем доме живет некий Николай, сдающий
свой домик туристам. Сворачивать с трассы не хочется, так как уже по
обе стороны от дороги начинается Курайская степь. Вот она, красавица!
Даже пасмурная вечерняя погода не портит ощущений, а наоборот, затеняет
жёлтые просторы и добавляет суровых красок снежно-голубым горам все того
же Северо-Чуйского хребта. Я выхожу из машины и вдыхаю ледяной воздух,
пахнущий сухой травой, коровьим навозом и снегом. Не по-летнему холодный
ветер отрезвляет и заставляет задуматься о ночлеге. У нас есть вода и
дрова, можно ставить палатку в любом месте, но больно уж здесь сурово,
хочется спрятаться где-нибудь на берегу реки. Название первой
встретившейся речки звучит так, будто кто-то споткнулся и упал на ровном
месте - Тыдтугем.
Проехать к берегу на «Рауме» невозможно, так как вдоль дороги прорыты
траншеи, а лопаты у нас нет. Зато в этом месте степь сужается до
относительно узкой террасы над Чуей. Мы сворачиваем направо и разбиваем
лагерь рядом с рекой. Напуганная змеями, я рою траншею вокруг палатки
нашим новым топором, разумеется, тупым. Лучше бы это делать лопатой, а
вынутый дёрн потом аккуратно вставить обратно. Совесть меня мучает -
порчу Курайскую степь. Тут ещё Коля ходит вокруг меня со вторым топором.
- А ты знаешь необходимую ширину и глубину траншеи?
- А диаметр змеи знаешь?
- А как змея залезет в закрытую палатку?
Через полчаса мне приходит в голову страшная мысль: а ведь гад ползучий
мог залезть в открытую машину, пока я тут пласталась. И что на меня
нашло? Никогда мы эти траншейки не рыли и змеи кругом ползали. Ну,
должно же быть в путешествии что-нибудь опасное. Нет его, так придумаем.
Пока я выдумывала опасности, Коля насобирал дров на берегу, развёл
костёр и поставил на огонь котелки.
Ночью в палатке вспомнилось, что плотность населения на Алтае – 2,2 чел.
на квадратный километр. На нашем квадратном километре нас двое. А кто
ещё две десятых? Видимо, Бальзак и О. Генри. Мы их взяли на случай
скуки, а скорее случайно, от растерянности. Это теперь мы понимаем, что в
автомобиль можно было взять хоть чёрта лысого. А дома собирались по
привычке, как в поход, всего по минимуму. Потом решили взять что-нибудь,
чего в походе себе не позволяешь. Нет, чтобы одеяло шерстяное или
сковородку, или старую пуховую куртку. Позволили себе литературу.
Интеллигенты…
Я ощущаю всеми органами чувств, что мы – единственные два человека во
всей этой степи, последние мужчина и женщина во всём мире, даже без двух
десятых…
День четвёртый. Курайская степь – Чуйская степь – Ильгумень.
Как хорошо уединиться в таком месте, где нет ни единой души! За всё утро
по Чуйскому тракту проехала одна машина. Чуя шумит, ветер гуляет, а
больше ни звука. Высоко в небе два журавля улетают от серой тучи к
солнцу, в сторону Чуйской степи, и один говорит другому: «Смотри,
человек сидит в степи». «Да нет, это камень», - отвечает другой. А я уже
полчаса неподвижно сижу на брёвнышке и смотрю то на журавлей, то на
странные коричневые пятна на жёлтых холмах в нескольких километрах к
югу. Вчера их не было. Интересно, кони или коровы? Иду к машине за
биноклем, оборачиваюсь – нет пятен. В это время из палатки выползает
Коля.
- Доброе утро.
- Доброе. У меня галлюцинации.
- А голова?
- Прошла.
- Ну и хорошо.
А ведь действительно, чудо как хорошо! Костерок быстро разгорается,
благо дров полно на берегу. И чай с вареньем готов и вчерашние кабачки с
картошкой разогрелись. За завтраком я ненароком поднимаю голову и вижу,
что на верхней ступени террасы в нескольких метрах от меня стоит
собака. Лучше бы продолжала голова болеть. Даже не знаю, говорить ли
Коле, но он тоже видит пса. Групповая галлюцинация. Беру бинокль и
поднимаюсь наверх. Собаки нет, но вернулись коричневые пятна. Теперь я
их рассмотрела, это коровы! Они больше не исчезают!
Мы покидаем самое уединённое место в мире, и двадцать километров дальше
на юго-восток превращаются в сплошной мираж. Горы становятся выше и
безмолвнее, меняют свой цвет за каждым поворотом. Встречный скот бродит
по склонам и, кажется, жуёт щебень, ведь травы почти нет. Разноцветная
пыль, которую поднимают в воздух редкие автомобили, влетает в открытое
окно вместе с запахами стоячей воды, мокрой глины и горячего асфальта.
Так мы доезжаем до Чаган-Узуна. Здесь я закрываю атлас республики Алтай и
окончательно перестаю верить глазам своим. Мы стоим на обочине, глядя
по сторонам, и нет конца и края Чуйской степи. Можно бесконечно долго
всматриваться вдаль на десятки километров – все только осыпные склоны
гор невероятных цветов, жёлто-зелёные холмы и выжженная степь. Только
едва заметные одиночные строения, серые полосы грунтовых дорог, да
деревянные строения на казахских кладбищах напоминают о присутствии
человека. Если долго вот так стоять, то можно услышать, как вольный
ветер шелестит по долине реки, не встречая препятствий, и тихо шепчет её
имя: «Ч-ч-у-у-у-я…». Река здесь тихая и ленивая, движется едва-едва.
Лишь ветер её подгоняет.
Сворачиваем по мостику в деревню. Так и не найдя дороги на Бельтир,
возвращаемся на М-52. И тут же обнаруживаем на далёком склоне холма
грунтовку, ведущую на юго-восток. Нет, на «Рауме» неправильно туда
ехать. В голове песня вертится: «восемь суток на тракторе по снежной
степи…». Снега пока нет, но кто его знает, полюс холода всё-таки. Зимой
абсолютный минимум составляет минус 62 градуса. Высота – около 1800
метров. (Это я снова атлас открыла).
От Чаган-Узуна до Ортолыка едем молча. Описания бессмысленны, так как
любые слова, произнесённые или написанные, превращаются в пыль алтайской
дороги, унося из сердца что-то важное, обретенное здесь. Это как
признание в любви, в котором слова – лишь ритуал, когда невозможно
выговорить, что чувствуют сердце, душа и тело. Возле Ортолыка мы снова
выходим. Коля держит в руках бинокль, а я – фотоаппарат. Позабыв
воспользоваться и тем и другим, мы смотрим вперёд. Говорят, 100
километров - и Монголия. А мне кажется, я вижу то, что не обозначено на
карте - там открывается ещё одно измерение.
Вскоре нас догоняет серая туча, солнце скрывается окончательно, и мы
начинаем обратный путь. Как бы далеко мы ни заходили, всегда
возвращаемся назад. Едем медленно, чтобы не расплескать впечатления.
Останавливаемся где-то посреди Курайской степи рядом с ящиком с песком.
За высохшей речкой неожиданно обнаруживаем скалу с небольшими гротами, а
под ней – поляну с закопанными камнями, образующими периметр квадрата
примерно 10 на 10 метров. Все виденные нами курганы были круглыми, тут
что-то другое.
- Как думаешь, что за древнее сооружение?
- Этой фикции может оказаться года три, не больше.
Так и едем озадаченные до самого Акташа, где поворачиваем в сторону
Улагана. Дорога щебёночная, вся в рытвинах. Да ещё и мелкий дождик
моросит. Выходим только у Красных ворот. Интересный проём в скале.
Сколько раз видела фотографии, а в действительности всё намного более
впечатляюще. Принимаем решение после первого озера возвращаться на
Чуйский тракт. Вот и оно – озеро Чейбеккель. Чёрное какое-то,
пасмурное, неприветливое. В туристических отчётах я читала, что дальше
по дороге будет много красивых озёр, в том числе Мёртвое, которое
вероятно изображено на картине Григория Гуркина «Озеро горных духов».
Оно же является прообразом к рассказу Ивана Ефремова. Эх, жаль, не
увидим его. Как потом оказалось, Чейбеккель – и есть одно из мёртвых
алтайских озёр. В нём не водится никакая живность, даже птицы не садятся
на поверхность. То ли из-за залежей ртути, то ли из-за какого-то
другого опасного месторождения. И что же здесь художника и писателя
вдохновило? Видимо, они не были на Дарашколе или Аккеме. А может, на то
они и люди искусства, что видят вдохновение там, где мы проходим мимо.
Вернувшись на Чуйский тракт, мы едем до скалы Калбак-Таш. Здесь можно
пройтись с экскурсоводом, но мы отправляемся искать петроглифы
самостоятельно. Надо сказать, обнаруживаем мы их не сразу. Я чуть ли не
ползком исследую огороженный верёвкой участок и ничего не вижу. Как
вдруг Коля, который в паре метров от меня недоверчиво посматривал
вокруг, говорит: «Да вот же они, повсюду! Нужно отойти немного». Думал
ли древний художник, что в двадцать первом веке я буду смотреть на эти
изображения и пытаться их понять? Что, задумавшись о вечности, я спрошу
себя: что останется от нас через несколько тысяч лет? Цифровые
технологии? Полиэтиленовый мусор? Чуйский тракт, ради которого в
двадцатых годах взорвали половину скалы? А может быть, сохранятся только
эти три тысячи петроглифов на Калбак-Таше, а наши жизни лишь мелькнут и
погаснут в темноте бесконечности. Рассматриваю дальше и дальше. С
животными более-менее понятно. Вот коровы в яблоках, вот гончие псы,
горные козлы, олени. Вот рисунок чудища явно двадцатого века. Вот
всадники. Больше всего меня поражают инопланетяне. Мужчина и женщина с
хвостами и в шлемах, а под ними бегают те самые гончие псы. Коле
кажется, что это не хвосты, а какие-то дубинки, а на голове у существ -
шляпы. А ещё он думает, что всё это выдолблено нашими современниками.
Ну, что поделаешь, кто-то должен сомневаться. Как мы узнали позже,
экскурсовод очень интересно рассказывает об этих рисунках, но мы этого
не знали и много потеряли.
После Калбак-Таша погода окончательно портится. По дороге к Ильгуменю
нас застигает дождище проливной. Гром грохочет прямо как будто в горах,
молнии до нас не долетают, цепляются за вершины и разрываются где-то
там, высоко-высоко. Вода сплошным потоком застилает лобовое стекло. Как
хорошо, что мы не велотуристы! Вон они, бедолаги, стоят на обочине,
вымокли до нитки.
В поисках альтернативы Ильгуменю проезжаем почти до самого Купчегеня,
все дикие места ночлега расположены рядом с дорогой. Затем возвращаемся
до платной стоянки в устье Большого Яломана, которую нам посоветовал
один общительный алтаец. Но место оказалось неуютным, вытоптанным,
бездушным каким-то. Хозяева – русские. За установку своей палатки денег
не берут, но стоянка машины – 200 руб. в день. На Ильгумене стоянка 50
руб. и домик 300 руб. за двоих. Не в деньгах дело, конечно, а в
атмосфере. Ну что же, здравствуй, Ильгумень! На самом деле у этого места
есть название – Кур-Кечу. В степи рядом с просёлочной дорогой стоит
плакат с надписью: «Памятник археологии Кур-Кечу. Проезд запрещён».
День пятый. Днёвка.
После завтрака мы решаем остаться на дневку, собираем маленькие рюкзачки
и отправляемся на прогулку вдоль берега Катуни. Единственным
препятствием является скала, которую нужно перелезть. Я была здесь
зимой, примерно помню направление и где-то должна быть веревка или
бревно какое-то.
- Я почти угадала, это лестница.
- Сусанин, ты точно дорогу знаешь?
- Клянусь. Я точно знаю, что через скалу две дороги, но вот где они…
Дальше одна из дорог находится сама и уже не теряется на протяжении
восьми километров степных террас. Вокруг трещит саранча разных цветов,
скачут кузнечики размером с лягушку, какие-то птички малые щебечут, вот
из-под ног вылетела стая куропаток, словно из засады. Высоко в небе
жалобно кричат коршуны и ещё много едва заметных звуков. А вот какой
звук издаёт выползающая из-под Колиного кроссовка змея, я не успеваю
расслышать. Коля не видел на Алтае ни одной змеи и считает, что это всё
мои выдумки, галлюцинации. Вот и теперь я стою временно парализованная, а
он спокойно сидит на самом змеином месте. Разве что Гребенщикова не
цитирует: «Я змея, я сохраняю покой. Сядь ко мне ближе - ты узнаешь, кто
я такой…» Я, конечно, знаю, как выглядит гадюка, знаю, что она
постарается уползти, что она не всегда яд выпускает, и укус не
смертелен. Раньше до ужаса змей боялась, но не видела их. После того,
как я кое-что про них прочитала, мне спокойнее стало, но теперь я этих
гадов вижу.
Больше никаких неприятностей по пути не происходит. Сплошное
благоденствие, покой и равновесие. Так бы идти и идти, заглядывая за
новые повороты, прислушиваясь к птицам и отгадывая местные загадки.
Загадка первая – это огромные грибы. Они растут повсюду, похожи на
настоящие шампиньоны. Правда, когда я в последний раз была уверена, что
нашла шампиньон, он оказался классической бледной поганкой. Неужели
столько поганок в таком чудном месте?
Загадка вторая. Мы подходим к краю террасы и вдруг видим внизу поляну,
заросшую густой травой. В центре поляны – трава аккуратно примята по
кругу, будто что-то закручивалось по спирали. По поводу диаметра круга
наши мнения расходятся. То ли десять метров, то ли пятьдесят. Спускаться
в густые заросли не хочется, а на глаз масштаб не определяется. Неужели
инопланетяне?
Загадка третья. По противоположному берегу проходит тропа, которая в
некоторых местах укреплена каменной кладкой. Быть может, раньше по этой
дороге ходили люди, когда в устье реки Айлагуш были два зимовья. А
теперь ходят только коровы. Если эта тропа для коров, то непонятно,
зачем животным ходить так далеко на пастбище? С нашего берега
загадочными выглядят и дорога и коровы.
И вот мы подходим к тому месту, где на противоположном берегу в Катунь
впадает Айлагуш. Какой же там замечательный песчаный пляж! А с нашего
крутого берега спусков к воде нет, лишь только чудесный вид на долину
Айлагуша. Однако, внимательно посмотрев вперёд, мы замечаем и с нашей
стороны песчаный берег. Проходим немного дальше, и, ура! Вот и тропа до
самой воды и райское место для отдыха среди каменных валунов и черного
песка, истоптанного лошадьми. Что нужно двум слегка уставшим путникам в
середине пути? Конечно, искупаться. Мутная ледяная вода смывает
усталость, грусть и сомнения и мы выходим на берег другими людьми.
Спасибо тебе, Катунь, ты снова нас очистила. А после сидим на камне,
греясь в лучах щедрого солнца, вдыхая аромат чабреца, обедаем
сухофруктами и, кажется, ничто не может нарушить блаженства. Ан нет,
стоит только расслабиться, как тут же появляются водники на катамаранах и
рафтах. Здесь такая примета: пошёл купаться – жди водников. Ненадолго
одевшись, мы наблюдаем, как они проходят порог, а потом опять бежим
купаться. И вновь сидим мокрые и голые и смотрим на бегущую воду. Река
неудержимая и чувственная. Никакие преграды не сдерживают её напора, а
напротив, придают ей ещё больше силы и страсти. Ни одному камню не
скрыться от её течения, как человеку не спрятаться от своих чувств и
желаний. Из наших голов тонкой голубой струйкой вытекают мысли и
уносятся бурлящими потоками. Я смотрю, как испаряются капли воды на моей
коже под настойчивым алтайским солнцем и, кажется, становлюсь
невесомой, как пар, и вот уже улетаю к небу и растворяюсь в лёгком
облаке. А внизу на тёплом валуне греются два человека – в этот момент
они безмятежно счастливы.
Вечером мы идём в местную баню, продолжать праздник души и тела. Глядя
на дымовую трубу и не видя дыма, я грешным делом подумала, что алтаец
Аркадий нас недопонял и не затопил. Утром на все вопросы он отвечал
«угу». Захожу баню, открываю парную и не могу вдохнуть, такой там
горячий воздух! Ай да Аркадий, ай да молодец! Когда я была в этой баньке
зимой, так и не решилась окунуться в прорубь. Тогда я выливала на себя
ведро воды и стояла босая на снегу в облаке пара, в темноте и тишине,
глядя на россыпи звёзд. Сегодня спускаюсь по ступенькам к Ильгуменю, как
в прошлый раз выливаю на себя воду, и она кажется мне тёплой. И мне
совсем не важно, что на ведре написано «Для пола», что вокруг баньки
ходят сердитые дамы с мочалками (Аркадий всё-таки кое-что перепутал, а
именно – время следующего захода). Сейчас я снова счастлива, кажется –
навсегда.
После бани сижу себе возле нашего домика, чай попиваю. Ничего не
хочется, ни шевелиться, ни разговаривать. И тут подходит ко мне человек и
спрашивает: «Шпрехен зи дойч? Ду ю спик инглиш?» Как назло, все
немецкие слова вылетели из головы. Вертятся только две фразы: «Я тебя
люблю» и «Я сегодня дежурный». Ни то ни другое не подходит. Хотела
спросить его в свою очередь: «Парле ву франсе?», да передумала. Вдруг
ответит «да», придётся общаться. Показываю на Колю рукой и говорю:
«Инглиш». Отвечая на вопрос немца, чем тут можно заняться в течение пары
дней, Коля рассказывает про нашу сегодняшнюю прогулку. Немец говорит,
что столько они не смогут пройти, полегче бы что-то. И тут слышу, как
Коля предлагает забраться на гору, под которой мы стоим.
- Коля, за что ты его туда? За Вторую мировую?
- Мы с тобой тоже собирались залезть.
- Я же вспомнила, что нужно со стороны Чуйского тракта, а ты его на скалы отправляешь!
- Да они матрасники, не полезут никуда.
Немец догадывается, о чём мы говорим, смеётся, показывает пальцем на
гору и мотает головой. Слава богу. Кажется, говорит, что он уже старый
для восхождений. Всем бы такую старость. Потом ему захотелось заглянуть в
наш домик. Оставит он нас сегодня в покое? Ладно, показываю наш
невероятный бардак. Чуть было не ляпнула: «Я сегодня дежурный». Теперь
эта фраза подходит, но произнести её стыдно.
Ещё человек десять соотечественников нашего собеседника бродят по лагерю
с чемоданами и дорожными сумками. Мы проходим мимо них, отправившись на
прогулку к курганам, и по дороге наблюдаем такую картину. Возле аила с
надписью «Администрация. Reception» стоит ярко-голубой транспорт,
вылитый ГАЗ-66, только иностранный. В двух метрах от него на раскладных
стульях расположились два солидных господина явно немецкого
происхождения. Рядом стоит столик с парой бутылок пива. Молодцы господа,
не пропускают ни одного мгновения в своём путешествии. Довольные такие,
смотрят на закат солнца над Катунью и молчат.
Здесь каждый человек находит драгоценные минуты своего счастья и словно
нанизывает их на нитку, чтобы собрать целое ожерелье, которому нет цены…
День шестой. Ильгумень - Адару.
Сегодня мы словно начинаем перематывать кадры давно увиденного фильма в
обратном порядке. Неужели прошло всего несколько дней? Выхожу из машины
на перевале Чике-Таман и, вдруг кто-то окликает меня. Это - Ира! Какая
действительно приятная встреча! Ирина возвращается с группой туристов из
Монголии. Я заглядываю в её глаза, и, кажется, вижу то, что недавно
видела в Монголии она. Так и хочется спросить, открывается ли за Чуйской
степью еще одно измерение? Всё это мы обсудим в Новосибирске.
К вечеру приезжаем к Тавдинским пещерам. Так и не найдя экскурсовода,
отправляемся самостоятельно. Как оказалось, освещение в пещерах включают
не каждый день. С нашим маленьким фонариком ни черта не видно, а так
хочется пройти по всем коридорам! Коля вторит моему внутреннему голосу.
- Куда ты несёшься, я ничего не вижу.
- Мы до конца дойдём и вернёмся.
- До конца чего? А ты считаешь повороты? А как ты будешь возвращаться
обратно? По каким лампочкам? Тут во все ответвления уходят провода с
лампочками.
Дойдя до первого тупика, я бреду обратно. Жаль. В прошлом году я была в
Каракокшинской пещере с инструктором. Никогда не забуду, как мы ползали
по всем ходам-выходам. Без проводника неинтересно. Придётся вернуться
когда-нибудь. Пещер здесь много, есть трёхчасовые экскурсии. С чувством
лёгкой неудовлетворённости возвращаемся на турбазу «Адару». На следующий
день здесь планируются две интересные поездки с посещением пещер и
водопадов, но занимают эти путешествия целый день. Мы успеваем разве что
на сплав, однако, погода, мягко говоря, прохладная и сплавляться не
хочется категорически.
Ставим палатку на прежнем месте, и я отправляюсь искать уединения с
фотоаппаратом наперевес. Сейчас чудесное время для фотосъемки: мягкое
солнце, длинные тени. Тихо крадусь по галечному пляжу, чтобы не помешать
девушке, которая в позе лотоса слушает музыку и тихо подпевает своему
плейеру. Девушка меня всё же замечает, и, вздыхая, уходит. А вот гуляет
сын местного доктора. Увидев меня, он забирается на высокий скалистый
островок и устраивается под сосёнкой. Так и быть, иду в другую сторону,
гуляю вдоль всего берега и возвращаюсь назад, чтобы поменять объектив.
Наконец поднимаюсь на скалу рядом с нашей палаткой, в предвкушении
тишины и одиночества. И что же? В тенёчке медитирует та самая девушка с
плейером, а с другой стороны на солнышке греется сын доктора. Извините,
ребята, ухожу. А рядом с палаткой уже стоят два рыбака. Да, это вам не
Курайская степь. Плотность населения резко повысилась.
Тишина и уединение пришли сами вместе с чёрной ночью. Мы сидим у костра,
в котором жарко горят дрова, привезённые с Ильгуменя. И в огне сгорают
мосты, связывающие это мгновение с прошлой жизнью. Я бросаю на
раскалённые угли остатки того, что мешает быть собой, то, что не смыло в
голубую Катунь, что не развеяло холодным ветром по Курайской степи, что
не выжгло упрямое солнце. Мы возвращаемся домой, обретя гармонию между
добром и злом, между желаниями и разумом, собрав в единое целое
фрагменты своих впечатлений от жизни.
День седьмой. Домой.
На трассе есть замечательное место – поле подсолнухов. Спускаюсь с
дороги, чтобы их сфотографировать. Вдруг вижу, в траве что-то серое
зашевелилось и поползло. Опять змея?! Оказалось – ящерица довольно
внушительных размеров. Пока я пыталась поймать её в видоискатель, она
вращала своими глазами, как объективами, а потом мгновение – и скрылась.
Эх, когда ещё я увижу ящерицу. Мы проехали 1800 километров и впереди -
лишь асфальт и бетон.
Новосибирск.
Иду по тротуару вдоль автомобильной дороги и перед глазами вижу Алтай.
Вот кони пасутся, куропатки выпорхнули из кустов, ящерица греется на
солнце. Стоп! У меня под ногами что-то длинное и серое. Змея?! Нет, это -
ящерица сидит на бетонной дорожке и смотрит на меня своими сверкающими
глазками.
|
